человек человеку - свет
Оби-Ван, Энакин, рейтинг детский
.
Будь республика подобна осьминогу с несколькими сердцами – Храм джедаев был бы одним из них, бьющимся, живым и бесконечно старым, и джедаи – со светлыми горящими мечами и умами во всех, даже самых отдаленных уголках галактики – той самой голубой кровью по венам космических дорог, отходящей и возвращающейся, к Совету и сердцу.
Не стоит экономить на риске сердечных болезней – Храм джедаев красив, величественен, огромен, и у юнлингов уходят месяца, чтобы запомнить его коридоры. Восторгает, как и должны проявления силы, бьющаяся в нём мощь, и каким бы сильным ты ни был, сколько бы ни было у тебя мидохлорианов в крови – ты ребенок, когда входишь туда впервые, и Храм потрясает.
И Энакин ходит за ним, держась за его палец, чуть приоткрыв рот – втрое сильнее для бывшего раба, не видевшего ничего, кроме дроидов и пустынь. Он старше, чем должен быть юнинг, это заметно любому из Совета, в нем слишком много склонности к Темной стороне – это чувствует даже Оби-Ван, но он мальчишка, который, как и любой другой открывает от удивления рот, глядя ввысь колонн Храма. У него мягкие голубые глаза, за него просил учитель, и Оби-Ван никогда не спорил с решениями Совета, кроме как ради него.
Энакин не понимает, слишком много не понимает, как и положено детям, и в Темную сторону не верится совсем, и пока Совет принимает окончательное решение, Оби-Ван гуляет с ним по паркам Храма, смотрит, как тот увлеченно изучает пойманных садовых дроидов, подсматривает за вечерней медитацией юнлингов – настороженно и недоверчиво, как свою возможную будущую стаю. Когда становится уже поздно, юнлингов уводят в Храм, а решение еще не принято, и небо над шпилями Храма становится ало-золотым – они гуляют у небольшого, ухоженного дроидами пруда, Оби-Ван сидит на скамейке и смотрит, как Энакин кидает мелкие камни, заставляя идти рябью его темную гладь.
Он невиданно силен, и он уже разрушает покой, он не умеет пользоваться силой своей еще ни капельки, а Кеноби уже спорит с Советом.
- Учить его можешь ты, - раздается над самым его ухом, и Оби-Ван вздрагивает.
Потерял бдительность, почти заснул.
- Благодарю вас, Мастер Йода.
Магистр встает рядом с ним, пряча свои маленькие зеленые руки в рукавах плаща, как и он смотрит на мальчика. Камень прыгает по водной глади, по воде идут, разрастаясь, неровные круги, камень прыгает и тонет.
- Положи сегодня с собой его, завтра найдется юному Скайуокеру комната.
Кеноби кивает, соглашаясь, может, виной тому усталость от долгого перелета, может, смерть учителя сделала его слабым, может, одно единственное возмущение было пределом его возможностей, может, это сады Храма умиротворяют – но ему совсем не хочется возмущаться больше ничуть. И закат.
- Думаете, он правда может перейти на Темную сторону?
Магистр встает, опираясь на небольшую трость, он старше любого из них, движения его медлительны и заторможены, когда того не требует бой.
- Любой обратиться на Темную сторону может. Не в нём сейчас беспокоит меня эта сторона, а в тебе.
Нет никакой договоренности, письменного предписания или, упаси Сила, договоренности с Магистрами, это не заметно даже, никто не говорит об этом, не выделяет его особо и не спрашивает меньше или больше других, но даже юнлинги, кажется, чувствуют – у Оби-Вана Кеноби особенный ученик. Нет, его не забирают с положенных всем занятий, не спрашивают мягче на экзаменах, не позволяют вольностей, тренировки и медитации начинаются с рассветом, никто не должен подумать, что у него есть привилегии, да и нет их, просто – все чувствуют Силу, и Сила его огромна, даже не обузданная.
Энакин любит учиться, его не приходится будить на занятия, и иногда он даже прибегает пораньше и ждет учителя. Он всё любит: и учиться, и отдыхать, и ходить с учителем в город, и играть со сверстниками, и ест за троих, он спешить жить так жадно, это совсем не удивительно для бывшего раба, совершенно нормально для мальчишки и недопустимо для джедая. Оби-Ван вздыхает, прикрывает глаза на его шалости и говорит себе: с возрастом это пройдет. Всё время говорит себе это, и когда на Корусанте жаркое расслабляющее лето, а Энакин смеётся и тащит его купаться – поверить в это очень легко.
Летом они тренируются еще засветло, а потом вместе медитируют под открытым воздухом, прямо напротив поднимающихся солнц. Медитировать его ученик любит меньше, чем всё остальное, но на занятия прибегает без опозданий, он обожает драться на мечах с учителем, он вообще обожает драться – и это пройдет.
С молодыми джедаями тренируются деревянными подобиями мечей, но синяки Энакина совсем не пугают, он учится очень быстро и, показав ему новый прием, Оби-Вану на следующий день приходиться от него же защищаться.
- Я просто мечтаю хоть раз достать вас, Учитель, - говорит он, чередуя все известные приемы.
Он по-юношески ловкий и верткий, но никогда не отрабатывает удары как следует – сразу бьет как можно сильней, и парировать их пока ничего не стоит, слишком много огня, слишком мало техники, и в его возрасте Оби-Ван и не думал о возможности превзойти кого-либо, гордыня, о которой не должен знать Совет.
- Для начала, - улыбается Кеноби в ответ, и движения у него легкие и выверенные, текучие, как и должны быть у джедая. – Научись хотя бы защищаться он моих атак.
И его меч легко пробивает защиту и тыкается тупым концом под ребра, оставляя болезненный – судя по тому, как сморщился Энакин – синяк. Оби-Ван плохой учитель – он может говорить правильные слова, верить в них разумом и не верить сердцем, сердцем ему даже за такую боль жаль своего ученика, но он говорит строго, и выходит совсем никак:
- Будь это настоящий меч – ты был бы мертв.
- Знаю, Учитель, - отвечает Энакин.
И атакует еще сильнее, плохо у него с защитой, и единственно верная для него тактика – умотать неопасными атаками, не давая времени собраться и ударить самому, слишком самоуверен, и когда он делает сальто, почти дотянувшись мечом до спины учителя – тот плавным, вытренированным движением разворачивается и сильно бьет его по ногам. Энакин морщится, шипит, падая на пол – еще бы, деревянным мечом у самых колен, но глаза его горят восторженно.
- Я почти достал вас.
Оби-Ван качает головой, хочет подать ему руку и помочь подняться или хотя бы погладить ушибленные колени, но сдерживается изо всех сил, ведь в битве его снисхождение к ученику стоило бы тому куда дороже; Оби-Ван куда худший, просто куда более усидчивый боец, и знает это.
- Я отрубил тебе ноги.
Энакин еще морщится, но встает, трет колени, уже снова тянется за своим мечом.
- Это ерунда, учитель. Вы потом покажете мне, как защищаться от этой атаки, и я запомню.
Но он не запомнил.
Темная сторона опасна не только тем, что дает невиданную силу и власть, точнее – не во власти же дело, она может прятаться где угодно, в любой из страстей. Если ты сильно любишь женщину – знай, ты уже на полпути к Темной стороне, она пообещает вам вечную любовь, спокойствие и процветание. Если ты амбициозен и горд – Темная сторона пообещает тебе славу, и, что гораздо страшнее, даст её. Если ты слаб – а со страстью ты всегда слаб – она даст тебе Силу. Темная уродливая завлекающая госпожа с тысячью дорогих тебе лиц, подберет самое подходящее, против которого у тебя нет защиты.
К моменту, когда Энакину исполняется шестнадцать, Оби-Ван уже знает: у его персональной Темной стороны яркие голубые глаза, угловатые большие ладони и губы. Такие губы, что не стоит смотреть на них пристально. Энакин совсем не уважает учителя и потому все понимает и дразнится, а, может, просто кажется, и не понимает он ничего.
Тяжело рыцарям-джедаям ладить с падаванами в его возрасте. Особенно тем, кто очень плохо умеет говорить им нет.
Энакину снятся кошмары – это не секрет ни для кого в Храме. У падавана нет никого ближе учителя – и это не секрет. То, что иногда Кеноби видит его на пороге своей спальни по ночам тоже сложно держать в секрете, но пока ученик мал, не кажется страшным или предосудительным. Магистр Йода видит дальше других, но он пока не определился. Оби-Ван знает, что должно произойти рано или поздно, и он готовится к этому, как к величайшей из своих битв, но когда Энакин стучится ночью в дверь его спальни и не мучается от кошмаров – он не готов. Он открывает дверь и впускает его, как предатели открывают врагам ворота крепости.
- Могу я войти, Учитель? – спрашивает он, и кажется испуганным не меньше.
Он еще не знает о том, что он Темная сторона, и отказать ученику в утешении от простого своего страха – значит подтолкнуть его туда, потому Кеноби кивает и пропускает. Просто поэтому, конечно же, а не потому, что хочет, и может отослать его в любой момент.
Энакин садится на его кровать, кусает губы, не поднимая взгляда, Оби-Ван садится рядом, гладит его по плечу успокаивающе и готов объяснить и рассказать, как и должен хороший учитель, он говорит:
- Я знаю, о чем ты думаешь. Нам нельзя делать этого.
Он долго готовился к этому дню, он знает ответы на все возможные почему и утешения, и наставления, но Энакин просто фыркает, как будто не верит – тому, что учитель сам верит в эти глупые правила и нельзя в глубине души – ни капельки, и тянется, и кусает его губы настойчиво и неумело; губы у него мягкие, как у девушки.
- Всего один разочек, Учитель, - ноет он шепотом. Мальчишка.
Вы многого не знаете даже о своих родных детях, даже если вы живете вместе и они отлучаются только на учебу и встречи с друзьями, даже если вы каждый день сидите у их кроватей, пока они не уснут, даже если они шепотом доверяют вам свои тайны. Падаваны не живут со своими учителями, не засыпают с ними вместе, Энакин не его сын и совсем на него не похож.
Оби-Ван никогда бы не подумал, что его ученик может писать стихи, да и не интересовался тот никогда, но когда приезжает Падме – оказывается, всё время писал. Подслушивать нехорошо, но так случайно получается, когда Кеноби идет передать распоряжение Совета, случайно задерживается за дверью и слышит, как он читает ей стихи. Дрянные и глупые ужасно, он зовет её ангелом в них, она смеётся тихо, а потом он говорит – тихо, мягко, так незнакомо для его голоса:
- А это – в тринадцать.
И снова читает; он вспыльчивый, резкий и откровенный, вы очень много не знаете о своих детях, даже если по ним не скажешь, что они хоть что-то могут держать в себе. У него красивый голос, когда он читает эти плохие стихи, не стоит падавану так откровенно проявлять чувства к сенатору – к кому угодно – и можно легко представить, как шевелятся его губы и как он смотрит на неё – смущенно, но прямо. Надо бы сделать выговор ему за это, но подслушивать нехорошо, и Кеноби отходит от двери и ничего ему не говорит.
Если бы это было возможно – это невозможно, никак, нет, но – они были бы прекрасной парой в райских пейзажах Набу.
Он рано седеет, рано превращается в чудного старика-отшельника на краю пустыни, рано отвыкает говорить, впрочем, его эпоха уходит куда раньше, чем он сам. Старик Кеноби присматривает за мальчиком, старик Кеноби больше не хочет учить. Джедаи не испытывают эмоций, страха, горечи или вины, их не царапает совесть маленькими зелеными коготками, им не снятся кошмары, джедаев нет давно, и когда старик Бен приходит в город в потрепанном коричневом плаще – никто даже не собирается его ловить, не узнает даже как героя сказок, и – всё это грустно.
У Люка голубые, как у отца, глаза, и Кеноби всё же часто снятся сны.
Он не видел своего ученика – бывшего ученика – живьем с тех пор, как оставил, но достаточно – в записях и донесениях, когда еще не был стариком Беном, чтобы знать, какое теперь у него дыхание, как слышатся его шаги, что движения у него теперь медлительные и неестественные, под черной маской не видно лица и – словом, знать достаточно. Он знает, что им придется встретиться – так шепчет Сила, таковы законы судьбы, которая совсем разлюбила джедаев – он думает об этом слишком часто, да и чему, как не ностальгии предаваться на старости лет, наверняка, потому сны и снятся.
В этих снах он такой же – седой, со сморщенными болезненными руками, он слышит шаги – те, из записей, которые он представлял сотни вечеров подряд, слышит его дыхание – уродливое сопение машины, предателя. А потом он оборачивается и – у Дарта Вейдера совсем не такие, легкие, мальчишеские движения. Дарт Вейдер снимает шлем и смотрит на него сияющими, укоряющими голубыми глазами, он не изменился ничуть, он мальчишка, а Кеноби – старик. У него непослушная челка, полные губы и шрам у брови, и ни единого ожога на лице, у Энакина его ученика.
- Что же вы, учитель, - говорит он грустно. Каждый сон говорит так.
А потом падает, словно резко убрали ему ноги из-под защитной брони, кричит, и ожоги покрывают его лицо. Или – прижимается к нему, к груди его, и плачет. Или – говорит пойдем со мной, нет никакой Темной стороны, пойдем, пойдем, канючит, и становится меньше, десятилетним мальчишкой на глазах, мне страшно там одному. Или – говорит давай я убью императора, если я убью его – ты простишь меня? Возьмешь к себе назад? Я всё исправлю, - говорит он. Всё такой же ужасно самоуверенный.
Кеноби не знает, как это будет, но уверен в одном – Дарт Вейдер закончит то, что начал лет двадцать назад, и убьет, наконец, старика.
.
Нет эмоций – есть покой
Будь республика подобна осьминогу с несколькими сердцами – Храм джедаев был бы одним из них, бьющимся, живым и бесконечно старым, и джедаи – со светлыми горящими мечами и умами во всех, даже самых отдаленных уголках галактики – той самой голубой кровью по венам космических дорог, отходящей и возвращающейся, к Совету и сердцу.
Не стоит экономить на риске сердечных болезней – Храм джедаев красив, величественен, огромен, и у юнлингов уходят месяца, чтобы запомнить его коридоры. Восторгает, как и должны проявления силы, бьющаяся в нём мощь, и каким бы сильным ты ни был, сколько бы ни было у тебя мидохлорианов в крови – ты ребенок, когда входишь туда впервые, и Храм потрясает.
И Энакин ходит за ним, держась за его палец, чуть приоткрыв рот – втрое сильнее для бывшего раба, не видевшего ничего, кроме дроидов и пустынь. Он старше, чем должен быть юнинг, это заметно любому из Совета, в нем слишком много склонности к Темной стороне – это чувствует даже Оби-Ван, но он мальчишка, который, как и любой другой открывает от удивления рот, глядя ввысь колонн Храма. У него мягкие голубые глаза, за него просил учитель, и Оби-Ван никогда не спорил с решениями Совета, кроме как ради него.
Энакин не понимает, слишком много не понимает, как и положено детям, и в Темную сторону не верится совсем, и пока Совет принимает окончательное решение, Оби-Ван гуляет с ним по паркам Храма, смотрит, как тот увлеченно изучает пойманных садовых дроидов, подсматривает за вечерней медитацией юнлингов – настороженно и недоверчиво, как свою возможную будущую стаю. Когда становится уже поздно, юнлингов уводят в Храм, а решение еще не принято, и небо над шпилями Храма становится ало-золотым – они гуляют у небольшого, ухоженного дроидами пруда, Оби-Ван сидит на скамейке и смотрит, как Энакин кидает мелкие камни, заставляя идти рябью его темную гладь.
Он невиданно силен, и он уже разрушает покой, он не умеет пользоваться силой своей еще ни капельки, а Кеноби уже спорит с Советом.
- Учить его можешь ты, - раздается над самым его ухом, и Оби-Ван вздрагивает.
Потерял бдительность, почти заснул.
- Благодарю вас, Мастер Йода.
Магистр встает рядом с ним, пряча свои маленькие зеленые руки в рукавах плаща, как и он смотрит на мальчика. Камень прыгает по водной глади, по воде идут, разрастаясь, неровные круги, камень прыгает и тонет.
- Положи сегодня с собой его, завтра найдется юному Скайуокеру комната.
Кеноби кивает, соглашаясь, может, виной тому усталость от долгого перелета, может, смерть учителя сделала его слабым, может, одно единственное возмущение было пределом его возможностей, может, это сады Храма умиротворяют – но ему совсем не хочется возмущаться больше ничуть. И закат.
- Думаете, он правда может перейти на Темную сторону?
Магистр встает, опираясь на небольшую трость, он старше любого из них, движения его медлительны и заторможены, когда того не требует бой.
- Любой обратиться на Темную сторону может. Не в нём сейчас беспокоит меня эта сторона, а в тебе.
Нет неведения — есть знание.
Нет никакой договоренности, письменного предписания или, упаси Сила, договоренности с Магистрами, это не заметно даже, никто не говорит об этом, не выделяет его особо и не спрашивает меньше или больше других, но даже юнлинги, кажется, чувствуют – у Оби-Вана Кеноби особенный ученик. Нет, его не забирают с положенных всем занятий, не спрашивают мягче на экзаменах, не позволяют вольностей, тренировки и медитации начинаются с рассветом, никто не должен подумать, что у него есть привилегии, да и нет их, просто – все чувствуют Силу, и Сила его огромна, даже не обузданная.
Энакин любит учиться, его не приходится будить на занятия, и иногда он даже прибегает пораньше и ждет учителя. Он всё любит: и учиться, и отдыхать, и ходить с учителем в город, и играть со сверстниками, и ест за троих, он спешить жить так жадно, это совсем не удивительно для бывшего раба, совершенно нормально для мальчишки и недопустимо для джедая. Оби-Ван вздыхает, прикрывает глаза на его шалости и говорит себе: с возрастом это пройдет. Всё время говорит себе это, и когда на Корусанте жаркое расслабляющее лето, а Энакин смеётся и тащит его купаться – поверить в это очень легко.
Летом они тренируются еще засветло, а потом вместе медитируют под открытым воздухом, прямо напротив поднимающихся солнц. Медитировать его ученик любит меньше, чем всё остальное, но на занятия прибегает без опозданий, он обожает драться на мечах с учителем, он вообще обожает драться – и это пройдет.
С молодыми джедаями тренируются деревянными подобиями мечей, но синяки Энакина совсем не пугают, он учится очень быстро и, показав ему новый прием, Оби-Вану на следующий день приходиться от него же защищаться.
- Я просто мечтаю хоть раз достать вас, Учитель, - говорит он, чередуя все известные приемы.
Он по-юношески ловкий и верткий, но никогда не отрабатывает удары как следует – сразу бьет как можно сильней, и парировать их пока ничего не стоит, слишком много огня, слишком мало техники, и в его возрасте Оби-Ван и не думал о возможности превзойти кого-либо, гордыня, о которой не должен знать Совет.
- Для начала, - улыбается Кеноби в ответ, и движения у него легкие и выверенные, текучие, как и должны быть у джедая. – Научись хотя бы защищаться он моих атак.
И его меч легко пробивает защиту и тыкается тупым концом под ребра, оставляя болезненный – судя по тому, как сморщился Энакин – синяк. Оби-Ван плохой учитель – он может говорить правильные слова, верить в них разумом и не верить сердцем, сердцем ему даже за такую боль жаль своего ученика, но он говорит строго, и выходит совсем никак:
- Будь это настоящий меч – ты был бы мертв.
- Знаю, Учитель, - отвечает Энакин.
И атакует еще сильнее, плохо у него с защитой, и единственно верная для него тактика – умотать неопасными атаками, не давая времени собраться и ударить самому, слишком самоуверен, и когда он делает сальто, почти дотянувшись мечом до спины учителя – тот плавным, вытренированным движением разворачивается и сильно бьет его по ногам. Энакин морщится, шипит, падая на пол – еще бы, деревянным мечом у самых колен, но глаза его горят восторженно.
- Я почти достал вас.
Оби-Ван качает головой, хочет подать ему руку и помочь подняться или хотя бы погладить ушибленные колени, но сдерживается изо всех сил, ведь в битве его снисхождение к ученику стоило бы тому куда дороже; Оби-Ван куда худший, просто куда более усидчивый боец, и знает это.
- Я отрубил тебе ноги.
Энакин еще морщится, но встает, трет колени, уже снова тянется за своим мечом.
- Это ерунда, учитель. Вы потом покажете мне, как защищаться от этой атаки, и я запомню.
Но он не запомнил.
Нет страстей — есть ясность мыслей
Темная сторона опасна не только тем, что дает невиданную силу и власть, точнее – не во власти же дело, она может прятаться где угодно, в любой из страстей. Если ты сильно любишь женщину – знай, ты уже на полпути к Темной стороне, она пообещает вам вечную любовь, спокойствие и процветание. Если ты амбициозен и горд – Темная сторона пообещает тебе славу, и, что гораздо страшнее, даст её. Если ты слаб – а со страстью ты всегда слаб – она даст тебе Силу. Темная уродливая завлекающая госпожа с тысячью дорогих тебе лиц, подберет самое подходящее, против которого у тебя нет защиты.
К моменту, когда Энакину исполняется шестнадцать, Оби-Ван уже знает: у его персональной Темной стороны яркие голубые глаза, угловатые большие ладони и губы. Такие губы, что не стоит смотреть на них пристально. Энакин совсем не уважает учителя и потому все понимает и дразнится, а, может, просто кажется, и не понимает он ничего.
Тяжело рыцарям-джедаям ладить с падаванами в его возрасте. Особенно тем, кто очень плохо умеет говорить им нет.
Энакину снятся кошмары – это не секрет ни для кого в Храме. У падавана нет никого ближе учителя – и это не секрет. То, что иногда Кеноби видит его на пороге своей спальни по ночам тоже сложно держать в секрете, но пока ученик мал, не кажется страшным или предосудительным. Магистр Йода видит дальше других, но он пока не определился. Оби-Ван знает, что должно произойти рано или поздно, и он готовится к этому, как к величайшей из своих битв, но когда Энакин стучится ночью в дверь его спальни и не мучается от кошмаров – он не готов. Он открывает дверь и впускает его, как предатели открывают врагам ворота крепости.
- Могу я войти, Учитель? – спрашивает он, и кажется испуганным не меньше.
Он еще не знает о том, что он Темная сторона, и отказать ученику в утешении от простого своего страха – значит подтолкнуть его туда, потому Кеноби кивает и пропускает. Просто поэтому, конечно же, а не потому, что хочет, и может отослать его в любой момент.
Энакин садится на его кровать, кусает губы, не поднимая взгляда, Оби-Ван садится рядом, гладит его по плечу успокаивающе и готов объяснить и рассказать, как и должен хороший учитель, он говорит:
- Я знаю, о чем ты думаешь. Нам нельзя делать этого.
Он долго готовился к этому дню, он знает ответы на все возможные почему и утешения, и наставления, но Энакин просто фыркает, как будто не верит – тому, что учитель сам верит в эти глупые правила и нельзя в глубине души – ни капельки, и тянется, и кусает его губы настойчиво и неумело; губы у него мягкие, как у девушки.
- Всего один разочек, Учитель, - ноет он шепотом. Мальчишка.
Нет хаоса — есть гармония
Вы многого не знаете даже о своих родных детях, даже если вы живете вместе и они отлучаются только на учебу и встречи с друзьями, даже если вы каждый день сидите у их кроватей, пока они не уснут, даже если они шепотом доверяют вам свои тайны. Падаваны не живут со своими учителями, не засыпают с ними вместе, Энакин не его сын и совсем на него не похож.
Оби-Ван никогда бы не подумал, что его ученик может писать стихи, да и не интересовался тот никогда, но когда приезжает Падме – оказывается, всё время писал. Подслушивать нехорошо, но так случайно получается, когда Кеноби идет передать распоряжение Совета, случайно задерживается за дверью и слышит, как он читает ей стихи. Дрянные и глупые ужасно, он зовет её ангелом в них, она смеётся тихо, а потом он говорит – тихо, мягко, так незнакомо для его голоса:
- А это – в тринадцать.
И снова читает; он вспыльчивый, резкий и откровенный, вы очень много не знаете о своих детях, даже если по ним не скажешь, что они хоть что-то могут держать в себе. У него красивый голос, когда он читает эти плохие стихи, не стоит падавану так откровенно проявлять чувства к сенатору – к кому угодно – и можно легко представить, как шевелятся его губы и как он смотрит на неё – смущенно, но прямо. Надо бы сделать выговор ему за это, но подслушивать нехорошо, и Кеноби отходит от двери и ничего ему не говорит.
Если бы это было возможно – это невозможно, никак, нет, но – они были бы прекрасной парой в райских пейзажах Набу.
Нет смерти — есть Сила.
Он рано седеет, рано превращается в чудного старика-отшельника на краю пустыни, рано отвыкает говорить, впрочем, его эпоха уходит куда раньше, чем он сам. Старик Кеноби присматривает за мальчиком, старик Кеноби больше не хочет учить. Джедаи не испытывают эмоций, страха, горечи или вины, их не царапает совесть маленькими зелеными коготками, им не снятся кошмары, джедаев нет давно, и когда старик Бен приходит в город в потрепанном коричневом плаще – никто даже не собирается его ловить, не узнает даже как героя сказок, и – всё это грустно.
У Люка голубые, как у отца, глаза, и Кеноби всё же часто снятся сны.
Он не видел своего ученика – бывшего ученика – живьем с тех пор, как оставил, но достаточно – в записях и донесениях, когда еще не был стариком Беном, чтобы знать, какое теперь у него дыхание, как слышатся его шаги, что движения у него теперь медлительные и неестественные, под черной маской не видно лица и – словом, знать достаточно. Он знает, что им придется встретиться – так шепчет Сила, таковы законы судьбы, которая совсем разлюбила джедаев – он думает об этом слишком часто, да и чему, как не ностальгии предаваться на старости лет, наверняка, потому сны и снятся.
В этих снах он такой же – седой, со сморщенными болезненными руками, он слышит шаги – те, из записей, которые он представлял сотни вечеров подряд, слышит его дыхание – уродливое сопение машины, предателя. А потом он оборачивается и – у Дарта Вейдера совсем не такие, легкие, мальчишеские движения. Дарт Вейдер снимает шлем и смотрит на него сияющими, укоряющими голубыми глазами, он не изменился ничуть, он мальчишка, а Кеноби – старик. У него непослушная челка, полные губы и шрам у брови, и ни единого ожога на лице, у Энакина его ученика.
- Что же вы, учитель, - говорит он грустно. Каждый сон говорит так.
А потом падает, словно резко убрали ему ноги из-под защитной брони, кричит, и ожоги покрывают его лицо. Или – прижимается к нему, к груди его, и плачет. Или – говорит пойдем со мной, нет никакой Темной стороны, пойдем, пойдем, канючит, и становится меньше, десятилетним мальчишкой на глазах, мне страшно там одному. Или – говорит давай я убью императора, если я убью его – ты простишь меня? Возьмешь к себе назад? Я всё исправлю, - говорит он. Всё такой же ужасно самоуверенный.
Кеноби не знает, как это будет, но уверен в одном – Дарт Вейдер закончит то, что начал лет двадцать назад, и убьет, наконец, старика.
-
-
01.12.2009 в 18:43-
-
01.12.2009 в 19:41А так хорошо.
-
-
01.12.2009 в 20:01спасибо огромное за отзыв *_* энакин да, бедный(
tokyo
спасибо, против бет ничего не имею) а если не секрет - в чем ошибка-то в этом предложении?
-
-
01.12.2009 в 20:05- Это ерунда, учитель. Вы потом покажете мне, как защищаться от этой атаки, и я запомню.
Но он не запомнил.
А потом падает, словно резко убрали ему ноги из-под защитной брони, кричит, и ожоги покрывают его лицо. Или – прижимается к нему, к груди его, и плачет. Или – говорит пойдем со мной, нет никакой Темной стороны, пойдем, пойдем, канючит, и становится меньше, десятилетним мальчишкой на глазах, мне страшно там одному.
как ножом по сердцу..
браво,автор,невероятно проникновенная вещь...
-
-
01.12.2009 в 20:33-
-
01.12.2009 в 21:31спасибо огромное *___*
tokyo
ну кому как, по мне так и для комитета гос.безопасности такое сравнение вполне, и даже для мвд)
-
-
02.12.2009 в 13:58-
-
02.12.2009 в 14:29-
-
02.12.2009 в 14:38-
-
02.12.2009 в 14:41-
-
02.12.2009 в 19:58-
-
06.12.2009 в 01:58-
-
15.01.2010 в 06:57Спасибо за доставленное удовольствие. Всегда приятно почитать хорошие фики
-
-
06.03.2012 в 11:04